История весельчака Миши Ерофеева началась в Иркутской области, где он служил в армии в войсках НКВД, обеспечивающих охрану железных дорог и сооружений. Часть располагалась неподалеку от деревни, и однажды, уже под конец его службы, в гарнизон прибежал политрук с короткой командой: «В ружье! Война началась». «О том, что война будет, мы уже знали. Еще в марте мимо нас с востока шли эшелон за эшелоном. Все платформы были в брезентах. Потом затишье, а в апреле поезда пошли без перерыва — везли гражданскую технику да набранных со всей страны мужиков, — вспоминает Михаил Яковлевич. — Мы молодые были, горячие, патриотизм чувствовали — все на фронт рвались. Политруки на нас ругались матом. Объясняли— тут быть важнее. Кто дорогу охранять будет? Ждали, что Япония может пойти войной».
Только в октябре 1942 года Ерофеева направили на фронт. В Иркутске выдали казенные вещи. На заводе в Новосибирске Михаил случайно получил свое дело в истории войны. Во время сортировки в кармане оказались права, и когда спрашивали, кто может быть шофером – вызвался. Будущих солдат отправили в Красноуфимск, два месяца обучали и ждали технику. Однажды, в три часа ночи, солдатам вновь сыграли «в ружье», выдали полушубки и повели смотреть машины.
Это были старые трудяги с хабаровского ремзавода. Все собрали с колхозов, «подлатали» и передали на фронт. «Я попал в 341-ю автороту 140-й Сибирской стрелковой дивизии. Ей дали орден за освобождение Новороссийска и Львова, — рассказывает ветеран. — Но это потом. А в 42-м мы входили в Центральный фронт и двигались на Москву. Дороги иногда не было, искали обходные пути. Раз ехали прямо по железнодорожной насыпи. А рельсов не было. Немцы как отступали, все снимали с полотна и забирали».
Когда формировался план сражения при Курской дуге, Ерофеев прибыл на линию боевых действий. Началась для него настоящая война. Дивизия доставляла на фронт все, что нужно. Возили боеприпасы, продукты — на фронт, обратно – раненых. Эвакуировали с линии фронта население. Сначала по-хорошему уговаривали, увозили по две семьи в машине. Потом пришлось насильно увозить. Хотя всем объясняли, что они тут погибнут.
На фронте было трудно: «Когда проедешь — и ничего. А иной раз… Самолеты бомбят прямо твою колонну. Еще сложнее было не задавить свою же пехоту. Ехали в темноте, свет зажигать нельзя, немцы дороги патрулировали. А солдатики — они же рядом, перед машиной порой шли. Ехали в темноте, свет зажигать нельзя, немцы дороги патрулировали».
Так Ерофеев дошел до Украины, затем — до Белоруссии и Польши.
«В городе Санек в Польше я чуть не погиб. Спас польский врач, — вспоминает Ерофеев. — Наши дивизии город взяли сходу. А у меня машина сломалась. Я отпросился в ротную автомастерскую в городе. Пока я там был, немцы город осадили. Вражеская группировка — четыре танка, восемь БТР-ов и 300 человек в общем счете — начали обстреливать улицы. Наших в городе — раненые да штабские, немного солдат. Кто успел за ружье схватиться, кто спрятаться. Неделю город в осаде был. В местный госпиталь наших раненых возили. И польский врач здоровых солдат у себя спрятал — обмотал головы повязками, в кровати уложил, а немцам сказал, что мы больны тифом. Немцы трусливые на этот счет. Проверять не пошли. Так мы и выжили. Хорошие были там люди».
После Польши Ерофеев попал в Западную Украину, там ему дали новое задание — возить замкомандира дивизии по тылу. В январе 1945 года этого полковника отправили в политакадемию, и полюбившегося шофера он взял с собой. Ерофеева прикомандировали к отряду КГБ в Москве. После учебы оба вернулись на Украинский фронт. Вместе с ним взяли Вену 13 апреля 1945 года. Потом война и кончилась. «Прибегает дядя Миша. Ему 45 лет, а он плачет. Война, говорит, кончилась! — улыбается ветеран. — Мы прыгаем. Девчонки плачут. Начали объезжать части дивизии — объявлять, что война кончилась».
Михаил Яковлевич остался в западной группе войсках, еще несколько месяцев был в Европе — в Австрии, через два месяца — в Чехословакии, затем — в Венгрии. Демобилизовался лишь в 1946 году. Прошел всю войну от края до края. И остался живым.
