|
| Фото Бориса БАРЫШНИКОВА |
Бенефис Юрия Юкечева, композитора, профессора Новосибирской консерватории, заслуженного деятеля искусств России, «Человека года-97», в «Старом доме» назывался «Звуки, рожденные рампой...». Вообще-то, бенефисы - привилегия актерская, и бенефис композитора - большая редкость. Хотя почему бы и нет - человек Юрий Павлович театральный, написал музыку к полусотне спектаклей, работал со всеми драматическими театрами города... И начинал как композитор он тоже с музыки театральной.
Роман с театром «завязался» три десятка лет назад. Юкечеву тогда было 15, он учился в музыкальном училище в Луцке, и друг попросил написать 15-минутный номер, музыкальную композицию «Скованные одной цепью...» для дипломной работы знакомой девочки, которая училась на балетмейстера в Москве.
- В центре там был любовный треугольник, - вспоминает композитор, - двое мужчин, одна женщина, причем женский образ негативный, «женщина с когтями», но любовь есть любовь. Забегая вперед, скажу, что, когда все благополучно закончилось, музыка понравилась, девочка получила свои пять баллов, я включил эту любовную тему в сочинение, которое посвятил своему учителю, профессору Оресту Евлахову. Музыка пережила мое детство, с этого момента я и отсчитываю свою композиторскую биографию.
Первым драматическим спектаклем была «Двенадцатая ночь» Шекспира в ТЮЗе в постановке Энтина. Было это уже в 81-м - в «новосибирский период» композитора. В Новосибирскую консерваторию он распределился после окончания Ленинградской консерватории им. Римского-Корсакова. Так тут и остался:
- Хотя думал, что отработаю и убегу, - признается Юрий Павлович. - В архитектурном плане Новосибирск и Петербург совершенно несопоставимы. Увидев здесь одну-единственную деревянную церковь, студию кинохроники в соборе, обшарпанное и полуразрушенное здание консерватории и деревянный дом, в котором предстояло жить, решил, что не останусь ни за что.
Но столица Сибири подкупила своим музыкальным потенциалом - столичные коллеги жаловались, что по пять лет ожидают исполнения собственных сочинений, а он имел великолепную возможность одновременно создавать и слышать себя - он писал музыку, и она звучала.
Работа над «Двенадцатой ночью», вспоминает композитор, была сложной. Феномен «театральная музыка» пришлось осваивать на практике. Он приносил темы, режиссер их возвращал: «Музыка хорошая, но камерная, не то». Наконец вариант был найден.
- До сих пор не могу объяснить словами, что значит театральная музыка - но это обязательно яркость, плакатность. В камерной можно увлечься тонкостью фактуры, там есть время на развитие, а тут время сжато до предела. Музыка должна держать мизансцену, иногда создать акцент, чтобы зритель обратил внимание. Театральная музыка ситуативна - иногда она выходит на первый план, иногда сходит на нет. Очень важно, какой диалог - громкий или шепот, от этого тоже будет зависеть музыка, и то, из которой точки и с какой динамикой она будет звучать. В театре много подсказывает глаз, не случайно еще Стравинский говорил, что музыку надо видеть. На своей первой работе в театре я все это понял. На мой сегодняшний вкус, там было слишком много разного, но я честно делал то, что хотел режиссер.
Потом приходилось работать со многими режиссерами, своими и приглашенными, - Львом Беловым, Дмитрием Масленниковым, Александром Нордштремом, Изяславом Борисовым, Семеном Верхградским, Вадимом Цхакая и другими.
- Спектакли - как дети, - говорит композитор, - всех их любишь. Хотя, конечно, понимаешь, уровень разный, смысловая нагрузка, сценическая жизнь, личные затраты. Помню, делали один очень скромный спектакль по рассказу Николая Самохина «Наследство», уговорили автора переделать его в пьесу. Спектакль получился тонкий, со скрытым лиризмом. Сам Самохин тоже присутствовал на репетициях. До этого я с ним не общался, и воспоминания остались на всю жизнь. Так же было, когда с Сашей Плитченко общались, вместе писали гимн клуба «Зажги свечу». Личностей, излучающих тепло, не так много.
С «японским» спектаклем «Проклятие меча», знаковым в репертуаре «Старого дома», тоже была своя история. Задачей композитора было, избежав прямых цитирований, передать общую атмосферу, создать дух Японии. И ему это удалось - точность попадания признали даже сами японцы, когда спектакль вывозился на гастроли.
Вряд ли стоит лишний раз повторять, что в музыке - ее сочинении, исполнении, преподавании - вся жизнь композитора, и творческих планов столько, что не на одну жизнь хватит.
- Это увлекательно, это напряженно, будит фантазию, держит в форме, - говорит он.
***
Что же касается самого бенефиса, то общим настроением он походил на бенефицианта - камерностью, деликатностью, лиризмом и отсутствием шумных шоу. Первую часть вечера составили музыкально-пластические фрагменты из спектаклей, вторую - концертная программа.
