Читатели, наверное, помнят снимки, присланные на конкурс М. Ю. Денисовым. Мы тогда еще предположили, что Михаил Юрьевич станет постоянным нашим соавтором. И не ошиблись. В связи с чем сегодня публикуем его откровения (рассказ ли) о большой и непреходящей любви к охоте. Надеемся, уважаемые читатели, что ряды наших соавторов с вашей помощью возрастут, так что приглашаем к сотрудничеству. Вот и будет у нас свой охотничий клуб. Рассказать-то вам есть о чем. А теперь - читайте.
Снимок из журнала «Природа и охота» |
Увлечение любительской охотой привело меня к своеобразному «заболеванию» - самым желанным временем года стала поздняя осень с заморозками. Нет, просто постоять на зорьке по колено в холодной воде, а потом в веселой компании «отметить» открытие охоты и явиться домой «отдохнувшим» уже не хотелось. Не приносили удовлетворения двадцатикилометровые прогулки по лесу ради нескольких рябчиков, и даже косуля в виде трофея вызывала просто сожаление. И все это на фоне усиления тяги к охоте.
Диагноз заболевания прояснился случайно. Заплутали мы на охоте как-то с приятелем, а к вечеру наткнулись на охотничью избушку. Решили в ней и заночевать. Затопили печку, сварили дичь, вскипятили чай. Ночью явились хозяева - пара бородатых, промокших и, видимо, уставших таежников. Мужики оказались хорошие, гнать нас не стали. Налили мы им остатки водки, предложили кондер-суп из того, что было в рюкзаках, накормили их собак. Уже засыпая, охотники рассказали, что неделю преследуют марала. Но тот, видать, силен, уходит от собак. Вот день отдохнут - и в погоню. Утром нам показали, куда топать, и попросили не беспокоить напрасно тайгу выстрелами.
А мы задержались еще на два дня - интересно было, догонят они марала или нет. Догнали. Мы им помогли тушу вынести из тайги. На работе нас, конечно, за опоздание наказали - перенесли отпуск на зиму. Но мы и не расстроились. И вот почему.
Этот случай и переосмыслил тягу к охоте. Решил: мне бы туда, где народу поменьше да дичи побольше. Зачем? А интересно.
Весной в доме появился щенок лайки. Забавный черно-белый комочек. К сентябрю Пурга (так его назвали) уже подавала надежды, облаивая все, что летит или бежит, не терялась, убегая далеко в заросли. Я натаскивал собаку, а она меня. Вскоре приучила меня ходить по дорогам, а всю черную работу по поискам дичи взяла на себя. А я верил ее чутью и интуиции.
Однажды в субботу мы с Пургой до обеда добыли пять глухарей! Двух я затолкал в рюкзак, еще полный продуктов, двух повесил на шею, а одного пришлось нести в руках. Тяжело. Встретил приятеля и отдал ему одного. Полегчало. Еще двумя порадовал мальчишек, вышедших на охоту с отцовскими ружьями. Одного принес домой, но жена удивилась не глухарю, а моему раннему возвращению. После этого на охоту до самой зимы не ходил. Катал семью на катере за ягодами да за грибами.
А зимой Пурга классно выдала на выстрел беляка. Натаска ее закончилась, экзамен она сдала на «отлично», настало время лечить и мой недуг. Следующее лето прошло в активных поисках промыслового места, оформлении формальностей, строительстве зимовья. В строительстве напарник оказался докой, и к осени печка в зимовье дала первый дым.
И вот подошло долгожданное время. Через два часа лихой езды по ухабистым дорогам мы взвалили огромные рюкзаки на плечи, расчехлили ружья и по тропе пошли к зимовью. Шли не спеша. Через четыре часа подошли к знакомому ручью. Собаки уже лежали. Поскидав с себя практически все, мы минут десять охлаждали ноги в ручье, потом долго пили крутой чай без сахара, утоляя жажду. Вспомнили тех промысловиков: они гоняли марала без рюкзаков, распихав необходимое по карманам. Котелок на поясе да топор за спиной. Наука. А еще нам топать часа три.
На следующем привале напарник, Николай, и говорит:
- Когда здорово устанешь, водки надо выпить. Один мужик за такой марш литр выпивает.
- На что намекаешь? - спрашиваю.
В ответ Николай с ловкостью фокусника выставил на лесину два стопаря и закуску.
Первый час потом, правда, прошагали с опережением графика. На втором падать стали заметно чаще, а вставали тяжелее. При очередном падении меня накрыл рюкзак, после чего я объявил себя трезвенником и в дальнейших экспериментах участвовать наотрез отказался. Аргументы мои убедили и Николая. Он тоже рухнул на землю, распаковал рюкзак, достал котелок, фляжку и колбасу. Решили расслабиться и заночевать тут же.
В ночевке в лесу есть своя прелесть. Темнота, в двух метрах от костра ничего не видно. Тишина. Только потрескивают дрова в костре, да с тихим шелестом падают на землю последние листья. Собаки, сложив головы на лапы, в полусне работают ушами-локаторами. Коротая ночь, вертимся с боку на бок, ждем рассвета. Постепенно верхушки деревьев светлеют. Недалеко засвистел рябчик. Ему откликнулся другой. Пора кипятить чай.
Залили костер, вскинули рюкзаки на плечи, проверили патроны в стволах. И как-то незаметно часа через три подошли к своей избе. Практически не отдыхая, принялись за работу: сколотили нары, навесили полочки, разложили имущество.
Не терпелось осмотреть округу. А октябрь стоял теплый, влажный, солнечный. Нам же нужен был снег, без снега лес будто пустой - не поймешь, кто с нами рядом обитает.
Утром пошли на разведку к ручью. Собак, понявших направление, как ветром сдуло. С полчаса продирались сквозь густую шевелюру кустов, перелезали через поваленные деревья, переходили по ним через ручьи, рискуя провалиться в каменные россыпи, и наконец выбрались на гору. Простор. Ветерок гуляет. Перед нами распадки, горы, нетронутая тайга до самого горизонта.
Вдруг внизу у ручья завопили собаки. Мы заспешили вниз. Собаки, услышав нас, завопили еще громче. А с высоченной кедрины с любопытством наблюдает за ними соболь. Пурга мечется вокруг ствола, задрав вверх голову. После выстрела соболь свалился чуть мне не на голову и скрылся в траве. Пурга за ним. Тот выскочил метрах в двадцати от меня и винтом за сухостоину. Достал я его вторым выстрелом. А Николай в это время аккуратно снял с сучка второго соболя. Два соболя сразу - большая удача. Восхищались добычей до позднего вечера.
С утра задул ветерок. Затемно вышли из избы, дав собакам понюхать шкурки соболей. Собаки тут же исчезли. Работа началась. Пурга было тявкнула на рябчиков, но мы прошли мимо: ищи, мол, зверя. Кое-как пересекли распадок и двинулись в гору. Ветер усиливался. К полудню погода окончательно испортилась, ветер уже бесновался, бросая на землю сломанные ветви деревьев. Собаки держались возле нас. Похоже, пора была возвращаться. Когда собаки от нас куда-то скрылись, мы и не заметили.
И тут сквозь шум ветра послышался какой-то звук. То ли стон, то ли вяканье. Уж не собаку ли придавило упавшим деревом? Двинулись сквозь кусты, пытаясь найти в них проход. Вот кусты поредели. Увидели, что собаки бегут к нам, что-то прихватили в зубы и оттого вякают, порыкивают, отбирая это что-то друг у друга. Снимаю ружье, щелкаю предохранителем, жду...
Кусты зашевелились, раздвинулись, и... прямо на меня, как выстрел в упор, - большая, очень большая, оскаленная, с маленькими черными глазками медвежья морда. Удар! Я даже не возопил, просто пискнул, покатился по склону. Когда беспорядочное движение остановилось, какие-то силы подняли меня на ноги, заставили обернуться. Подо мной был медведь! Отставшие было собаки налетели на него, погнали прочь. А я стою как вкопанный, без шапки, без очков, руки будто параличом свело. Ружье, уже не нужное, отпустить не могу. Шок!
Вернулись собаки, подошел Николай. У меня ноги вдруг сложились. Сел, рухнул, где стоял.
- Видел? - еле пошевелил трясущимися губами.
- Угу, - промямлил Николай.
- Дай закурить.
Прикурил от третьей спички. Сидели еще с полчаса. Вытер кровь с лица, ощупал рану на голове. То ли медведь зацепил, то ли о что-то ударился, когда катился. Нашлись очки, целые. Начал разбирать смех. Заулыбался и Николай, у которого отпала проблема вытаскивать меня из тайги, возможно, неживого.
Ветер утихал, и только сейчас до меня дошло: медведь нас не слышал. И не чуял из-за ветра. А так бы встреча не состоялась. Какой ему резон встречаться с человеком. К тому же он оказался молодым, хотя килограммов на двести потянет. Старый бы сразу снес мне голову, как сказали потом бывалые промысловики-медвежатники.
Вернулись в избу. У нее ветром сдуло крышу. Сломанная береза загородила вход. К вечеру небо прояснилось.
- Наверное, к снегу, - предположил Николай.
Но утром снега не было. Быстро наметили маршрут, собрались в путь. Молчал лес, молчали собаки. Даже рябчики не свистели.
Остановились передохнуть. Развели костер, повесили котелок, чтобы вскипятить чай. И тут стало темнеть. Над лесом повисла свинцовая туча. Через полчаса повалил снег, и вскоре тайга побелела, будто саваном покрылась. Еле-еле мы отыскали в снегу свою избушку, загнали под нары собак сушиться, да и сами не были сухими.
Снег шел четыре дня. Когда под ним скрылся конец палки, приспособленной под предельную мерку, поняли: выхода нет. Стали собираться домой.
Шли по тайге, проваливаясь в снег по колени, пуская собак впереди, чтобы торили тропу. Так закончился наш первый промысловый сезон, а впереди время, чтобы все осмыслить, принять решение: не «завязать» ли? Или...
Это «или» продолжалось десять лет.
P. S. А конкурс продолжается.