Главное удовольствие — преодолевать

Завтра Сергею Проничеву исполняется 55 лет

Есть такое понятие — градообразующие предприятия. Нет предприятия — и города нет. Или стоит на его месте разваливающаяся деревенька. То же самое можно сказать и по поводу людей. Это особая порода градообразующих людей. Живая кровь города. Их персональный человеческий пульс определяет краски окружающей жизни.

Сергей Проничев. Фото Сергея ПЕРМИНА

Руководитель компании «Витта», ассоциирующейся в народе с маркой «Сибирский бальзам», Сергей Проничев — один из градообразующих людей Новосибирска.

И бизнес его на виду. И самое главное, что он сам относится к Новосибирску чуть ли не как к живому существу.

В редакции «Вечернего Новосибирска» над моим столом висят фотографии моей дочери и моей собаки. Над соседним столом — Бельмондо. Дальше — карта России. На следующем столе — плюшевый медведь…

Стены в офисе Проничева увешаны фотографиями и живописными работами с историческими пейзажами Новосибирска. Площадь Ленина, пятидесятые годы, старые троллейбусы — такие же до сих пор ездят в фильме «Сержант милиции». Часовня на Красном проспекте, не нынешняя, а старая: не врут люди, восстановили ее в точности, какой была. Речной порт с допотопными пароходиками.

Ускользающая красота. Машина времени.

Он говорит: «Мне жалко, когда люди забывают историю родного города. Это — как забыть собственное детство. Поэтому я и создал такую галерею».

Мы считаем его другом «Вечернего Новосибирска». Несколько лет назад перед Новым годом он без предупреждения заехал в редакцию и подарил десять диктофонов. Кажется, кто-то еще пользуется.

А завтра Сергею Дмитриевичу исполняется 55 лет.

Все вышеперечисленные симпатичные обстоятельства и стали поводом для интервью. Вообще-то руководитель «Витты» — по определению человек публичный. Его имя часто мелькает в средствах массовой информации. Но все по делу. Например, недавно на страницах «ВН» он резко высказывался о контрафактной алкогольной продукции. А сегодня так, разговор юбилейный — «за жизнь».

— Родился в Новосибирске, — рассказывает Сергей Дмитриевич. — Детство прошло на улице Широкой. Папа работал водителем. Он уже умер. Мама медсестра. Она жива. Есть еще сестра — Светлана Дмитриевна. Работает в школе учительницей труда.

Сколько помню, главным в семье всегда был дед — Василий Кириллович. В отличной памяти дожил до девяноста четырех лет. Личность, конечно, мощная. Прошел три войны. В мировую был награжден Георгиевским крестом. Документы есть, а сам орден украли в госпитале, где он лежал без сознания. Потом Гражданская… Что есть, то есть — воевал за Колчака. За это после войны отсидел два года. Легко отделался. Потом (дело было на Алтае) завел хозяйство. Мужик был сильный и трудолюбивый. Тогда признали кулаком. Все отобрали. Пришлось уезжать. Интересная судьба. Всю жизнь хотел работать, а ему говорили, что так жить нельзя. Может, потому он и был таким немногословным — из-за разлада между внутренними убеждениями и внешней господствующей идеологией? И, естественно, в те времена совсем не принято было говорить, что воевал у Колчака. Во время Великой Отечественной, возраст уже был приличный, служил в хозяйственных частях.

Отец в какой-то степени перенял крутость характера. Случалось, что мне от него сильно попадало…

— Детей бить можно?

— Нельзя! В принципе, и взрослых бить нежелательно. Но обстоятельства иногда так повернутся.

— Как успевали в школе?

— Это была сто девятая школа. Учился всегда хорошо. То есть на четверки. Но без особого интереса. Не было у меня любимых предметов и нелюбимых. Воспоминания о школе нейтральные. Хотя, начиналось все не слишком хорошо. Я тогда сильно заикался. Меня дразнили. Приходилось отстаивать свое место в коллективе кулаками. Занимался спортом. Первый разряд по спортивной гимнастике. Много плавал. Играл в водное поло. Вообще игровые виды меня всегда больше привлекали, чем индивидуальные. До сих пор раз-два в неделю играю в теннис. В смысле — в большой.

Закончил восемь классов и поступил в авиационный техникум.

— В семье были проблемы с деньгами?

— Не то чтобы… Просто общий настрой, который шел от деда, был такой, что нужно быстрее получать специальность. Главный смысл жизни — в труде.

После техникума — Советская армия. Служил стрелком-радистом на МИ-6 в 825-м вертолетном полку под Благовещенском. Ночные полеты и стрельбы. Прыжки с парашютом…

— О, мы с друзьями как раз собираемся прыгнуть.

— Я бы не советовал. Все же довольно опасное занятие. То ветер дунет, то стропы перепутаются. У меня — двадцать четыре прыжка. Один неудачный, когда я сломал ногу.

— Дедовщины хлебнули?

— Было дело. Примерно на десятом месяце службы один «дед» украл у меня одеколон «Шипр». Я собрал ребят своего призыва. Говорю, дальше терпеть не будем. А еще незадолго до этого я сделал открытие: если дернуть за спинку кровати, то эта металлическая трубка вытаскивается. Получается такое неожиданное оружие. В одну из ночей произошло восстание. Нашим «дедам» пришлось закрываться в каптерке. Правда, потом они пошли договариваться со своим призывом из других эскадрилий. Но тут меня назначили старшиной эскадрильи. И конфликт погасили.

— И вы искоренили «дедовщину»?

— Скорее, упорядочил. Издевательств и воровства не стало, но, понятное дело, «молодые» чаще ходили в наряд. Но это — как везде…

…Одно из самых ярких и жутких впечатлений от службы такое. Разбился наш вертолет. Дело было зимой. Обнаружили место аварии. Вертолет упал и не взорвался. Несколько человек, и я в том числе, прыгнули с парашютами, чтобы оказать помощь, если она еще нужна. Тут — порыв ветра, и нас унесло километра на два-три. Часа три по пояс в снегу мы добирались до упавшего вертолета. Кошмарный получился рейд. Сильно спешили, потому что оставалась надежда. Добрались все измотанные. Но все были мертвые. И самое страшное — полуголые. Их раздели мужики из соседнего села. Одежда-то хорошая — меховая. И даже украли пулемет. Мародеров потом нашли. Сильно били.

…После армии некоторое время работал бортмехаником в Новосибирском авиаотряде. Чтобы было понятнее, это аэропорт Северный. Зимой летали на север. Летом занимались химической обработкой полей. Зарплата по тем временам была неплохая, рублей пятьсот в месяц. Может быть, так бы я окончательно и связал судьбу с небом, но стало сильно портиться зрение.

…Почти восемь лет, с семьдесят пятого по восемьдесят второй работал на Чкаловском заводе. До сих пор считаю, что этот период стал моей настоящей школой. И люди окружали интересные. И карьера, вроде, двигалась. Начинал в отделе главного конструктора. Был мастером, старшим мастером сборочного цеха. Заместителем начальника цеха по производству. Строили тогда СУ-24.

Одновременно на вечернем учился в НЭТИ на самолетостроительном. Закончил три курса. Досдал семь экзаменов и перевелся в «нархоз», который и закончил.

— Почему вдруг такие перемены?

— Стали мучить вопросы о силах, которые приводят в движение все, что происходило в стране. Что движет обществом? А движущей силой в те времена, как известно, была КПСС. Честное слово, я был настолько наивен, что верил, что все в общественной жизни определяет партия. И я перешел на работу в Центральный райком партии. Сильно потерял в зарплате. Но не за карьерой и деньгами я туда пошел, а чтобы понять механизмы!

И вот, что я понял.

Были там нормальные, мудрые люди. Например, тогдашний первый секретарь Василий Иванович Алехин. Ходил чуть-чуть печальным. Много не говорил. Но большинство сотрудников были людьми малообразованными, ограниченными. Весь эффект их работы заключался в том, что они освоили необходимую фразеологию. Отчеты, справки, собрания, мелкие интриги… На второй год я пришел к Алехину и сказал, что хочу вернуться на завод. Но он ответил, что есть у него для меня другая работа.

Так я оказался на заводе «Сувенир». После СУ-24 — значки, хлебницы… Но я влюбился в это дело. Главное, что здесь был простор для творчества. Здесь работали художники. Вместе утверждали проекты. И самое интересное — была хозяйственная свобода. Эта была линия так называемых художественных промыслов, соответственно — мы сами могли устанавливать цены на изделия, ориентируясь на возможный спрос. Получали хорошую прибыль. То есть именно здесь начинался и хозрасчет и, если хотите, нормальный капитализм.

— Разве при социализме можно было присваивать прибыль?

— Нет, конечно. Все получали зарплату. А прибыль перечисляли в бюджет вышестоящей организации.

— Тогда в чем интерес?

— Почти что спортивный. Было интересно, что я могу?.. Потом совсем недолго я работал в облисполкоме заместителем начальника управления местной промышленности…

— А когда началась ваша реальная предпринимательская деятельность?

— В восемьдесят девятом задули ветры свободы. На базе «Сувенира» мы создали Ассоциацию художественных промыслов. Но тут открылись границы, стало ясно, что чужие сувениры часто и лучше, и дешевле наших.

— Тогда вы и взялись за освоение рынка алкогольных напитков?

— С этим связана любопытная история. Дело было в девяносто четвертом году. Тогда сильным брендом был «Рижский бальзам». Я пришел к директору НПВК и говорю: для вашего бальзама я могу предложить хорошую керамическую бутылку. Тот на меня посмотрел и говорит: «Зачем мне с тобой связываться? Наш бальзам хорошо берут и в стеклянной бутылке». Вот тогда и возникла мысль самим освоить розлив алкоголя. Так и получилось, что в Кудряшовском бору на площадях, где раньше были печи обжига сувенирной продукции, сейчас расположена основная площадка «Сибирского бальзама».

— Всем известно, что спиртными напитками ваша деятельность не ограничивается.

— Да, в девяносто пятом году Иван Индинок предложил нам взяться за реорганизацию «Новосибирскнефтепродукта». Так возникла бензиновая составляющая бизнеса. Торговали корейскими автомобилями, оргтехникой и т. д. и т. п. В общем, разнопрофильные предприятия…

— У вас есть дети?

— Двое сыновей. Старшему, Николаю — тридцать лет. Он работает в банке. Младшему, Сергею — семнадцатый год, заканчивает школу.

— Какую музыку слушаете?

— Предпочитаю шансон.

— Известно, что вы любите лошадей…

— Очень. У меня небольшая конюшня. Раз-два в неделю стараюсь поездить.

— Верите в Бога?

— Я верующий человек. Участвовал в возведении церковного комплекса на Заельцовском кладбище. Молюсь. Правда, грешу. Но прошу прощения.

— Как вы представляете свое будущее?

— Не очень представляю. Для меня важен и интересен процесс преодоления трудностей. Собираюсь жить и работать. Может быть, не ради конкретной цели. А ради удовольствия. А удовольствие — в преодолении сопротивления обстоятельств.