В начале 30-х годов прошлого века в Западной Сибири боялись нашествия «людоедов» с юга и считали, что лучшая защита – это нападение.
Семь бед
Начавшийся джут как будто не представлял смертельной опасности для казахов, поскольку и ранее такое бывало. Поредевшие от бескормицы табуны и отары со временем восстанавливались. Но к затянувшемуся природному бедствию добавилось социальное безумие. Большевики начали сгонять казахов в колхозы, скот отнимать и сводить в гурты, в них распространились эпизоотии. Падеж скота ускорила наступившая бескормица. А на людей, потерявших скот, продолжали накладывать нормы сдачи мяса и молока.
Сталин ратовал за оседлость кочевников, которых партийные вожди планировали подключить к социалистическому строительству. Делалось это с применением силы и с «перегибами» на местах. Части Красной армии жестко подавляли любые попытки казахских семей избежать грабительской конфискации всего скота, который являлся единственным источником пропитания и выживания. Когда некоторые аулы и роды начали откочёвывать, пытаясь спасти стада, их перехватывали военные отряды и расстреливали из пулеметов как «басмаческие банды»!
Историки сходятся во мнении, что виноват был прежде всего тоталитарный режим, погубивший около миллиона казахов. Еще около миллиона откочевали за границы республики. Около 200 тысяч беженцев направились в Китай, Афганистан и Иран. Остальные голодные люди, шествие которых стали называть «ордой», подались в Западную Сибирь.
Но у северных соседей с пропитанием обстояло не лучше. В коллективизацию основной едой сибиряков стала лебеда, за которую сельчане даже платили налог: по 12 рублей за пуд (!). Здесь также употребляли в пищу шелуху от проса, жмых и боровой сушеный сок. К такой суррогатной пище казахи вообще не были приучены. В Сибири их никто не ждал, мясом и молоком не потчевал, не мог дать ни работы, ни крова. Объявленная «врагом народа» за поиски справедливости, сибирячка Мелания Дворникова в письме М.И. Калинину сообщала: «В настоящее время вся эта голодная масса [казахов] движется по дорогам пешком с малыми детишками, ища себе пропитание, падая по дороге как мухи». Рядовая картина того времени: семейство казахов, бредущее неизвестно куда и тянущее за собой салазки со скарбом, поверх которого лежит труп ребенка, погибшего в пути.
Нужны силачи!
В то же время в Сибири ценились казахские батыры, готовые выполнять самые тяжелые трудовые нормы. В Новосибирске шла слава о казахе Карабае, и когда потребовалось подтвердить его пролетарское происхождение, то многие поспешили поддержать силача. Сохранилось свидетельство: «Я, Киселев Петр Федорович, работаю при бане завода горного оборудования и даю характеристику о товарище Карабае, с которым работал на ломовой лошади. Карабай к работе относился хорошо, мы поднимали ему на спину несгораемую кассу весом 25 пудов».
Однако основная масса пришлого кочевого «пролетариата» такими способностями не обладала. Дело осложнялось тем, что вместе с рабсилой следовали многочисленные и нетрудоспособные домочадцы, которых тоже надо было кормить и содержать. В архивах сохранилась дикая, но рядовая для того времени история, которая произошла с большой группой казахов, направленных на каменно-дробильный завод в Мочищенский карьер.
Из прибывшего эшелона (200 человек) годными работниками признаны всего 18 казахов, а остальным директор заявил, что будет кормить неделю, а потом «выносит их за ворота, так как завод не богадельня». В результате от голода десять человек умерли. Дело осложнилось тем, что когда казахов мыли в бане, то в вошебойках во время дезинфекции сожгли их шубы и меховые штаны. Поэтому после бани люди в исподнем белье вернулись в свои холодные бараки, пробежав по морозу два километра.
Выброшенные с заводов, голодные люди нанимались на самые низкооплачиваемые работы, где всегда был дефицит рабочих рук. Им предлагали добывать озерную соль, косить камыш и вывозить нечистоты. Но и эта работа была временной, а потому большинство беженцев в Сибири побиралось. Хотя казахи, привыкшие к круглосуточной работе в суровой степи, никогда не считали нищенство своим образом жизни, они шли на это, когда не оставалось иной возможности добыть пищу.
Слухи о людоедах
В Сибири нищенство приобрело уродливые формы. Широкие размеры приняло отбирание хлеба у граждан не только на улицах, но и в квартирах, куда казахи заходили по 5-8 человек. Местами скопления нищих стали выгребные ямы, откуда подбиралось все подряд вплоть до гнили, чтобы тут же отправить в рот. Запредельной гранью беды являлось обстоятельство, когда обессилевшие мигранты просили местных жителей, чтобы те выкопали могилы для захоронения своих умерших сородичей, не вынесших испытания на чужбине, где их труд оказался никому не нужен, а жалость к ним давно улетучилась.
Негативное отношение к пришельцам подпитывалось слухами о том, что «казахи употребляют в пищу русских детей». Это спровоцировало ряд самосудов, попавших в поле зрения местной юстиции. Так, в одном из прокурорских обзоров отмечены случаи, когда побиравшиеся казахи заходили в дома, а женщины сразу начинали прятать детей, крича о людоедах. Тут же собиралась толпа, линчевавшая просителей.
В Ояшинском сельсовете четырёхлетний ребенок испугался зашедших во двор двух нищих и расплакался. Прибежали мать и соседи, подоспела местная власть. Читаем у прокурора: «Председатель сельсовета Епишев, его заместитель и исполнитель, вместо того, чтобы прекратить самосуд, сами приняли участие в избиении. Один казах умер, а другой был доставлен в камеру». Далее обзор описывает случаи ненависти к казахам со стороны руководителей районного уровня, изобличает инициаторов массовых драк на этнической почве, указывает на происки уголовных элементов, убивавших беззащитных людей целыми семьями.
Однако с 1934 года в Казахстане наметилось улучшение ― джут прошел, казахи стали возвращаться к привычному укладу. По разным оценкам, на родине недосчитались до миллиона человек коренного населения. За эти подсчеты Сталин распорядился расстрелять статистиков-руководителей как «врагов народа». Но печальные страницы истории, разысканные историком В.С.Познанским, сохранились в архивах.
Комментарии