У меня дедушка был из староверов. Они на берегу реки Тары в Новосибирской области строили дома. В той деревне пять семей осталось, все дома разрушились, а те, что староверы строили, стоят. Дом дедушки купили, разобрали и поставили в соседнем селе. Дому уже больше ста лет, а бревна как новые — ни червячка, ни трухлявости. Дед верил в приметы: дерево рубить надо на молодой месяц, в определенный день. Чудеса!
Моя родина — Кыштовский район. Но училась я в Новосибирске, окончила медицинский колледж, потом заочно фольклорное отделение колледжа культуры и искусств. Медицина и песня всегда идут вместе в моей жизни. Иначе не могу. В деревне я была и директором клуба, и руководителем ансамбля, и заведующей ФАПом. Как медик обслуживала две деревни, 500 человек. Постепенно люди уезжали. Триста человек осталось, двести. Теперь, наверное, сто, пенсионеры в основном.
Все в жизни до поры до времени. Была семья, много народу, все ели за одним столом, дружно жили, сено косили, дрова пилили, сажали картошку большими огородами, вместе копали, вместе отдыхали. За какие-то два-три года мы с Алиной, дочкой, остались вдвоем. Сначала умер папа, потом муж — мы с ним 17 лет прожили. Он был замечательный, у него все горело в руках. Но был у него порок — уходил в запои. Очередная пьянка закончилась тем, что отравился водкой и умер. Ему было 37 лет. После мужа ушел мамин двоюродный брат, потом мама. Тяжело одной в сельской местности. Совхоз развалился, работы не стало. Как муж умер, все соседи, которые были близкими друзьями, как с ума сошли.
Бабушки стали ревновать своих мужей ко мне. Это деревня. Одинокая женщина — как бельмо в глазу.
Собралась и уехала в Новосибирск. Руки-ноги есть. Дочка с серебряной медалью школу окончила. Решила, что надо помогать ей, рядом быть.
В городе у меня все складывалось. Устроилась в областную больницу. Отучилась, получила категорию «нарколог-психолог», работала в наркологии. Потом познакомилась с мужчиной. Он так красиво ухаживал! Мне казалось — идеал, ангел. К нему переехала. А мне соседка говорит: «Ты здесь потому, что его не знаешь». Потом пошла за квартиру платить, бухгалтер головой качает: «Он мою дочку на наркотики подсадил». Мне бы задуматься — он в этой квартире 25 лет живет, никто о нем хорошего слова не сказал. Но я никому не верила. Он пять жен похоронил, а у меня пелена на глазах — только он прав.
С высоты прожитых лет я сделала вывод: надо прислушиваться к мнению людей.
В деревне мы с мужем в достатке жили. Он по вахтам ездил, 90 тысяч зарабатывал, и я тысяч двадцать. В золото вкладывала, дом новой мебелью обставили, две недорогие машины. Новый, гражданский муж все прибрал, золото мое сдал в ломбард. Когда с меня нечего стало взять, изменился до неузнаваемости. Запретил работать, петь, с дочерью общаться, не разрешал никуда ходить. Когда он ударил меня ботинком в затылок, я взяла паспорт, военный билет и в чем была сбежала.
Одну ночь ночевала на вокзале, денег у меня было 200 рублей. Так пять лет назад я попала в комплексный центр адаптации. Туда был нужен медик. Вот тогда я в первый раз заплакала, когда мне комендант Владимир Сергеевич Кискин сказал, что могу там жить, что даже будет какая-то зарплата, трехразовое горячее питание. Я подумала: «Какое замечательное место, где ты можешь оказаться, когда тебе некуда пойти!» Управляющий разрешил поселиться в медкабинете. Девять месяцев там жила. Через год мне дали комнату в общежитии как вдове ветерана боевых действий. Но я продолжаю работать в центре — я нужна этим людям.
Люди там разные. Но все вызывают сострадание. Отсидевшие, наркоманы, алкоголики.
Там есть родители, которых дети туда привезли, вообще ужас.
Есть бомжи без документов. Есть такие, которых обманули черные риелторы. Есть такие, кто по своей слабости, своей вине все потерял-пропил. Зимой на автобусе ездим, его мэрия подарила, собираем на улице людей, чтобы не замерзли. Обрабатываем от вшей, бреем, всю одежду их выбрасываем. Они плачут, не отдают: «Столько лет носил, это родное!» Воюем. Бывает, приходит такой дед Мазай с колтунами. «Не дам! Я не привык расчесываться!» Но все равно бреем — такое правило.
Здоровье у них ужасное. И когда они бросают свои пагубные привычки, начинают сразу лечиться. У них сразу все заболевает — жалуются по любому поводу. Это нормально, они начинают социализироваться. Есть такие, кто считает, что им все должны. Нет, мы не должны. Мы можем помочь. У всех обитателей центра есть обязанности и ответственность. Каждый чем-то занят: кто-то за кухню отвечает, кто-то за уборку, за склад. Такого нет, что ты пришел как на курорт.
У нас был Дима, он пришел в январе в летнем трико и туфлях. Одели, обули, работал на заправке, накопил денег, за полгода восстановили ему документы. Счастливый показывал корочки: «Петровна, посмотри, я не бомж». Купил куртку, зарплату и документы в карман сложил. Пока был в душе, пришел наш постоянный клиент, надел куртку и ушел. Димка чуть не плакал. Утром документы подкинули во двор. Самое интересное, этот товарищ, что вещи забрал, явился через два месяца — без денег и куртки.
У нас есть пара, которая познакомилась и поженилась в центре, — Женя и Соня. Когда они пришли в паспортный стол, паспортист сказала Жене: «А вы умерли». Оказалось, под мостом нашли человека, которого двоюродный брат Жени как бы опознал. Справку о смерти взял, продал квартиру. А Жене 32 года, он бывший офицер запаса. Его через суд признали живым.
Был у нас мужчина слепой совершенно. Жил в центре в комнате для инвалидов, с душем, туалетом. Мы его повезли в клинику микрохирургии глаза, рассказали его историю, собрали деньги на обследование. Ему сделали на оба глаза операцию бесплатно. И вот я захожу к Славе: «Привет, как дела?» А он же только мой голос знал. «Так вот ты какая — Петровна!» Счастливый. Потом познакомился с бабулькой своего возраста, поженились. Иногда приходит, приносит лекарства, вещи. Вообще, очень многие, когда уходят из центра, сами начинают помогать, как когда-то помогли им.
Совесть я поставлю первым качеством человека. Это внутреннее состояние по отношению к другим.
Мне не стыдно сказать, что я жила в центре. Мне советуют иногда: ты что, не говори! Нет, я всем буду рассказывать, что жила вместе с бомжами.
Я им помогала, я буду им помогать, пока у меня есть силы. Благодаря этому я очень изменилась. На жизнь смотрю с другой стороны. Все, что делаю, мне приносит такое колоссальное удовольствие! У меня нет слова «устала». У меня внутреннее счастье. По сравнению с тем, что было пережито мной, все просто замечательно.
