Юлий Ким: «Я назвал бы Бендера художником»

Песни Кима звучат в пятидесяти фильмах и не менее чем в сорока спектаклях. Все помнят его «Песню Волшебника» из «Обыкновенного чуда» Марка Захарова и, конечно, «Белеет мой парус, такой одинокий» в исполнении Андрея Миронова. В Новосибирске Юлий Черсанович бывает нечасто. Говорит, что в этот раз «напросился сам». В новосибирском Доме актера он прочитал для студентов театрального института свою новую, пока еще не дописанную пьесу «Опера нищих на русский мотив» (на тему «Трехгрошовой оперы» Брехта) и дал два полномасштабных концерта — в центре и Академгородке. По словам гостя, Новосибирск — очень театральный город и всегда отличался высокой культурой.

— Этому способствовало еще и наличие своего Академгородка, — считает он. — И поэтому уровень культуры здесь выше, чем во многих губернских центрах. А с Сергеем Афанасьевым мы договорились о том, что я приеду и прочту эту пьесу. Будет ли он ее ставить или не будет, я не знаю. Но, наверное, что-нибудь здесь возьмут.

Все, что нужно для красивой жизни

— В моей голове ваш образ всегда будет связан со строчками «Белеет мой парус, такой одинокий на фоне стальных кораблей». Мне кажется, благодаря в том числе вам Остап Бендер стал романтическим героем. Но он же жулик-неудачник, по сути.

— Я бы назвал его в первую очередь художником. Или уж, если строго следовать юридической терминологии, авантюристом, с большим юмором относящимся к своему занятию. Все это ему нужно для красивой жизни, в его понимании. Это не просто алчность и жадность. И конечно, он удачник! Как в песне: «И согласитесь, какая прелесть — мгновенно в яблочко попасть, почти не целясь». Правда, обстоятельства иной раз ему противоречат. И даже если он на чем-то прокалывается, то все равно это весело. Конечно, он прокололся на Ипполите Матвеевиче очень сильно. Но сколько же он ему простил глупостей и несуразностей! Ведь он же тащил его на себе исключительно из-за доброго к нему отношения, я так полагаю. Это ж чудак из прошлой жизни, нелепый, трогательный.

Единственное — эта его мелочность, которая в итоге кончилась убийством. Остап все это понимал, но по-человечески прощал.

— Вас называют поэтом-диссидентом. Все ли поэты должны быть диссидентами?

— Упаси боже, нет. Никто ничего не должен. Все должны поступать так, как им поступается. Слово «должен» вообще не применимо ни к кому в гражданском обществе. А диссидентское движение было в первую очередь движением совести. Это сформулировал еще Лев Толстой в статье «Не могу молчать». Он к тому времени уже помалкивал и не лез в дискуссии и политику.

— Вы бывали во многих странах. Есть ли страны, где все свободны?

— Абсолютная свобода — это нонсенс. Человек не может быть абсолютно свободен. Претендуют на это довольно многие. Но все равно жизнь показывает, что и они зависимы от чего-нибудь обязательно — от семьи, государства, начальства, окружения. Что касается культуры в общественной и государственной жизни, то, конечно, существуют государства с более развитой и менее развитой культурой. Я еще с ельцинских времен говорю: надо делать партию, которая бы поставила своей целью, как ставили еще советские коммунисты, догнать и перегнать Запад. Но тут не только и не столько идет разговор о количестве чугуна и пшеницы на душу населения, хотя в какой-то степени и об этом тоже, но не в этом дело. Нужно догнать в общественной самоорганизации и государственном устройстве.

Про деньги, «Википедию» и талант

— «Википедия» утверждает, что в марте 1968 года Ким вместе с другими бардами участвовал в фестивале авторской песни, организованном клубом «Под интегралом». А по другой информации, бард в этом фестивале не был, но прислал телеграмму. Кто прав?

— Про телеграмму не помню, может и присылал. Но я не мог участвовать: за мной чекисты ходили как пришитые. Меня уже выгнали из школы за мое участие в правозащитном движении. И вести за собой лубянский хвост мне совершенно не хотелось. Так что я сказал: «Ребята, я не смогу приехать». Они меня звали. Но я не поехал.

— Недавно один новосибирский писатель мне рассказал, что его пьесу известный московский театр взял без разрешения. И деньги из театра пришлось буквально выбивать.

— Естественное дело. Сейчас бесплатно никто ничего не делает. Театр обязан заключить договор и получить авторское разрешение на постановку того или иного произведения. И сейчас за авторским правом довольно строго следят. И эта строгость, конечно, необходима. Если какая-нибудь фирма хочет исполнить вашу песню или стихи в рекламных целях, ее представитель звонит и спрашивает разрешение, назначается сумма. И они без ропота отчисляют. Бывает, что, например, песню берут без спроса. Но в таком случае существуют литературные и юридические советники и агенты. Помню, один композитор звонит мне и говорит: «На Первом канале, в программе вроде «Молодые голоса», вышел клоп от горшка два вершка и поет мою песню, а со мной никакого договора». Я ему: «Немедленно звони на Первый канал и в охрану прав!» Потому что охрана прав вообще за счет этого живет. Они немедленно наложат страшные штрафы или засудят. И таких авторских судов сейчас сколько угодно. По этому поводу свирепствовал, например, Эдуард Успенский, которого грабили бессовестным образом.

— Говорят, нынче основным мерилом таланта стали деньги, которые этот самый талант за свою продукцию получает. Согласны ли вы с этим утверждением?

— Это полная нелепость. Никогда талант деньгами не измерялся. Другое дело, что денежная награда автору бывает самая разная. У нас с Геннадием Гладковым было приключение, когда мы делали мюзикл по «Обыкновенному чуду». Нам просто очень хотелось, чтобы «Чудо» с экрана переехало в театр. И сейчас оно идет на четырех сценах. Антреприза нам заплатила очень немного. Но потом его же поставили в разных театрах в виде полновесного мюзикла и заплатили в десять раз больше каждому! Но и постановка была очень дорогая — с рекламой, костюмами… В общем, заплатили все по-разному, но талант и там и там был один и тот же.

— Считаете ли вы себя богатым человеком?

— Не считаю. В свое время мерилом богатства были дача и автомобиль. Даже в советское время это был признак того, что называется «средний класс». Некоторые учителя, медики, колхозники и рабочие могли себе позволить автомобиль и дачу. Сейчас иногда дачные комплексы напоминают дворцы. А что касается автомобилей, теперешний средний класс полностью укомплектован. Если говорить о признаках богатства сейчас, то речь идет уже о каких-то особняках, яхтах, частных самолетах и виллах, которые люди покупают за границей. Но у меня частного самолета нет.

Про заграницу и жизнь

— Где вам больше нравится жить — в Москве или в Иерусалиме? Насколько похожи рекламные картинки из журналов на настоящую жизнь?

— И там и там свои прелести. Москва — место родное. Иерусалим очень удобный и по-своему тоже родной. Мои представления о культуре Запада были самые поверхностные, когда я был в Советском Союзе. Потом они расширились — в первую очередь в плюс. Там удобней, комфортней. И внимательней к человеку, чем у нас.

— К человеку, у которого есть деньги?

— Почему? К любому! Например, в самом заштатном немецком городишке пожилой человек поднимается из вокзала на платформу по эскалатору. А у нас так и тащится. И это в столице!

— Вообще, как по-вашему, жизнь удалась?

— Что жизнь полностью удалась, может утверждать только ограниченный человек. Но в целом я доволен.