Новосибирск 0.6 °C

Нинель СОЗИНОВА

19.07.2007 00:00:00

Вот и минул год без Нинели Ильиничны Созиновой — замечательного русского поэта, человека редкостной души и сокрушительного обаяния, удостоенного при жизни почётного звания «Золотое достояние Сибири». Впрочем, только ли Сибири? Думается, что настоящая, объективная оценка творчества этого писателя («большое видится на расстоянии») ещё предстоит, ибо то, что создано ею, особенно с начала девяностых, — явление воистину национальное, никоим образом не укладывающееся в рамки критериев нынешнего дня. Оно — шире, глубже, значимей. Оно отражает эволюционный духовный путь истинного гражданина и патриота в эпоху смуты и катастрофических перемен, случившихся в Отечестве. От тонкого лирика, романтика непроторённых дорог, певца заповедных мест сибирской глубинки — до гневного обличителя режима, разорвавшего страну, до горького плакальщика по утраченным святыням, до неистового молитвенника во имя спасения «…всех страждущих от вящей нищеты, а скаредных — от жадности и злобы, всех праведных — от пули и хворобы», себя — «от суеты и немоты…» И это — не нуда ортодокса. Трещина, разломившая государство, прошла и через сердца многих, строивших и укреплявших его. Не минула она и большого — созиновского. В то время как партийные функционеры суетливо освобождались от своих убеждений и членских билетов, поэт, напротив, отбросив прежнюю аполитичность, возвышает свой голос в защиту обманутых и обездоленных, справедливо полагая за грех «…не видеть, что творится/ в миру и в мире, и в родной стране,/ где кровь людская льётся, как водица,/ и жизнь не стоит рваной рукавицы…». Не в пример властям предержащим, испытывает «…и стыд, и чувство собственной вины» за утвердившееся жизнеустройство, одарившее свободой от «всего, чем дорожить душа умела и гордиться», за поругание памяти тех, кто с «…Яблочком« в зубах да с верою в очах легли на Перекопе, в ночах остались Спасских, под Курском, под Орлом, в окопах Сталинградских…». Поэт громогласно взывает к собратьям по перу, к «радетелям раздёрганной отчизны»: «Сковал ли страх, иль вящая усталость попривязала ваши языки?», призывая к гражданской активности, но, увы, коллеги не внемлют — каждый выживает в одиночку, и это ослабляет веру, хотя и оставляет надежду. «Не в силе Бог, но — в правде», — эта библейская заповедь всегда оставалась психологическим ресурсом и оправданием жизненной позиции Нинели Ильиничны.

Но поэт не была бы собой, если бы писала только на злобу дня в защиту растоптанных идеалов и социальной справедливости. Её творческий диапазон необычайно широк: красота и богатство родного края, трудолюбие и доброта земляков, героическая история Сибири, — всё находило отклик в этом огромном и ранимом сердце. В последние же годы жизни ей было ниспослан удивительный дар — любовь. Поздняя. Горькая. Безответная. И поэт отблагодарила судьбу, создав цикл пронзительно-нежных стихов («Посреди остуды зимней») — это волшебное соло любящей женщины, которое накалом чувств, будет наверняка поражать потомков, как стихи Сапфо, письма Элоизы к Абеляру. И хотя за этим циклом были ещё отдельные стихи, но именно он стал той последней пронзительной соловьиной трелью, которою Нинель Созинова попрощалась с нами навсегда. Соловьи умолкают в начале июля. Об эту пору навсегда умолк серебряный голос Большого Поэта.

Руководитель литературного объединения «Молодость« Евгений Мартышев


Я могу, чтобы метели
не летели вам в глаза;
я могу развесить зелень
на весенние леса;
я могу туман разбросить
над вечернею рекой;
я могу рассыпать росы
по траве своей рукой;
захочу — и улыбнётесь
блеску солнечного дня;
захочу — и вы взгрустнёте,
пожалеете меня;
Захочу — и вы пойдёте
в степи, горы и в тайгу…
Коль в беду вы попадёте,
непременно помогу.
А случится, повстречаю
эту самую беду,
люди добрые, сама я
к вам за помощью приду.

О политической лирике

«Политика, — вещаешь, — преходяще!»
С ней музе, мол, водиться не с руки,
всё суета сует и пустяки,
не стоят, мол, и ломаной строки
поэзии большой и настоящей.
Не ты, не ты изобретала — знаю —
сей мимикрии формулу и суть.
Зато сама надумала прильнуть
туда, где любят хаты ставить с краю.
В серёдке хоть всё выгори дотла! —
до краю огнь, авось, не доберётся.
Там крайне ловким греться удаётся,
там песенка красивая плетётся:
как угли шают, как тепла зола…
Брезгливый миф про временность и бренность
тревожных и тревожащих стихов
ползут из тех же длинных рукавов
эрзац-демократических
обнов,
где прели мухи новой откровенности
про общечеловеческие ценности.
Но и тебе, и всем, кто в хате с краю,
кто смог отгородиться от огня,
я всё же не лакействовать желаю
и умоляю не жалеть меня:
ведь я не испытала бы обиды,
но обрела бы радость и покой,
когда б мои стихи-эфемериды

смогли бы хоть единственной строкой
поторопить, приблизить день такой,
где ваших вечных песен ждут —
мои же — за ненужностью умрут…

Ответ на дежурный вопрос

— Ну, как живёшь?
— Пока жива.
Хоть под напором одиночества
гудит и никнет голова
и душу душит боль-трава,
но жить и так, представьте, хочется.
Не жить случилось — доживать
в срамной борьбе за выживание…
А тут без тяги торговать,
да воровать да предавать,
никчемны прочие старания.
Держусь! Как в пасти у чумы,
как в глотке спящего Везувия —
на полукрохе от сумы,
на полувзгляде от тюрьмы,
на полувздохе от безумия…

Выжить

«В мире есть царь.
Это царь беспощаден.
Голод названье ему…»
Н. Некрасов

Теперь и по железному рублю
я не подам завзятым крохоборам.
Суди меня, поглядывай с укором:
я нищих откровенно не люблю.
Ох, знаю: от сумы да от тюрьмы
не зарекайся! — говорят в народе;
в тюрьму могла бы угодить я, вроде,
всегда там, говорят, невинных тьмы.
Но уж такой не выдумаю силы,
которая бы плетью иль клюкой
на паперти меня бы выносила
и ставила с протянутой рукой.
И ты не намекай на то, что есть,
мол, в мире царь… покуда он далече.
Но коль сумеет он на трон воссесть,
разжиться побирушкам станет нечем.
Не купишь хлеба, коли его нет,
ни за какие деланные «бабки»,
тогда на поезд жизни вам билет
ни вор, ни спекулянт не кинет в шапку.
А нынче неча господа гневить!
Кому там не хватило, чтобы выжить
так: день прошёл — до смерти стало ближе?…
Неужто, побираясь, можно ЖИТЬ?
Уж коль меня скуют нуждой такою —
до нищенства, так я не увильну:
я стисну зубы и глаза закрою,
не руку — молча ноги протяну…

Настанет день…

Когда меня не станет окончательно.
Свершая спешно траурный обряд
да уйму дел никчемно обязательных,
не прячьте свой неомрачённый взгляд.
Ни холодно, ни жарко мертвецу,
а друг пред другом нечего ребячиться —
дышите ровно, коль судьбе не плачется,
позёрство умным людям не к лицу.
…Но самые любимые и милые,
не молвьте запоздалого «прости»,
но над ещё разверзтою могилою
призадержите ком земли в горсти.
Быть может, в это самое мгновение,
внимая холодку небытия,
почуете, как до самозабвения,
до сумасбродства вас любила я.
Ведь, в кровь сдирая нервов окончания,
прикусывая губы добела,
за жизнь, за жизнь цеплялась я отчаянно,
когда она была уж не мила,
лишь для того, чтоб видеть: всё же рядом вы,
в блаженство погружаться всякий раз
под даже вскользь подаренными взглядами
бесспорно на меня похожих глаз.
…Что ж? Разжимайте длани приуставшие
и прочь!
Забудьте, где забыли вы
Жар-птичку
 —
только мне принадлежавшую —
ничем не одарившей вас любви.

Благодарю

Хочу тепла. И нежности. И ласки.
Хочу любви. Так что же тут не так?
Иль то, что, даже не примерив маски,
я в полымя шагнула без опаски,
не спрятав душу грешную в кулак?
Что, стоя на краю разверзтой бездны,
глядеть в неё желаньем не горю,
пока боготворю, как дар небесный,
высокую закатную зарю?
Люблю. Боготворю. Благодарю.
И этот свет, и мрак тоски кромешной
начертаны мне, видно, на роду…
Хочу тепла и нежности сердечной.
Любви и ласки жажду я, конечно.
Твоей — конечно. Жажду. Но — не жду.

Пора потерь

Неужто я — из твоего ребра?
Иль, может быть, в тебе моя кровинка?
Где ж ты паслась так долго, половинка?
Зачем нашлась, когда терять пора?
Пора потерь. И мне пора смириться
с разверзнутой (конечно, не теперь)
закономерно-грустной
вереницей
всей жизнью предназначенных потерь.
Пора потерь… Как жить-то с ней согласно,
не смея ни на йоту отступать?
Терять — теряй (в утратах мы не властны),
но не стремись, не смей приобретать!
Посмела. Обрела. Что ж? — не взыщу.
Ликую горько. Радостно грущу.
Бедлам в душе. Неразбериха в лире.
Вот-вот
решусь — прощу и отпущу
себя — в тоску. Тебя — на все четыре…

Угасание

Последний мой грех непростимый…
Но он доконает меня.
Умру я от неотвратимой
немыслимой жажды — огня!
Гляди: увядаю я зримо.
Но вслушайся: чётко звеня,
упорствует необоримо
души огневая броня.
Увянуть? Конечно, печально.
Но многажды, знаешь, страшней
угаснуть, не вспыхнув прощально
на осыпях считанных дней.
Не зря ж так стремится пробиться
сквозь вязкое месиво туч
закатного солнца частица —
последний мятущийся луч.
Дозволь же и ты мне прорваться
души не угасшим лучом
к твоим суверенным пространствам
приникнуть горячим плечом.

Лебединая песня

Не пара тебе я. А ты мне — тем боле:
понять никогда не сумеешь — прости, —
как рвётся пленённая нежность на волю,
как трудно её мне держать взаперти.
Трепещет душа и колотится сердце.
Но что это, право же, что за любовь,
когда ни тебя обогреть, ни согреться,
к чему этот ворох беспомощных слов.
Не пара ты мне. А тебе я — тем боле:
ты в солнечный полдень к зениту летишь,
меня ж отторгают и небо, и воля,
но властно зовёт камышовая тишь.
Пождёт! Вот последние силы истрачу
и, глядя в зенит, у судьбы на краю
ещё допою, допою, как доплачу,
тебе лебединую песню свою.

Памяти Н. И. Созиновой

«Вот и всё. Отгостила и нету,
Прожила, как сбежала с крыльца…»
Н.Созинова

Не сбежала — спустилась с крыльца, —
Видно, впрямь порастратила силы,
Раздарила другим до конца
Всё, что в сердце своём накопила.
И примолк опечаленный дом:
Свет полночный не вспыхнет в глазницах, —
Хоть ещё всё он верит с трудом
В то, что ей в него не возвратится.
Быть не может, что это — покой! —
Наречённым уверенно вечным:
Что мне делать с гранённой строкой? —
Не поддельной, живой и сердечной…
Чем заполнить теперь пустоту
Вместо этого? Нет у вселенной
Ей подобных пока ещё тут…
Но зато её память нетленна.
Ведь с её золотого пера
Скатный жемчуг российского слова
Падал, кажется только вчера —
И остался по-прежнему новым.
Продолжая тревожить сердца
удивительным искренним светом…
Видно, всё же дорога с крыльца
Путь в бессмертье открыла поэту.

Лидия ЛИВНЕВА

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: