В зоне аварии Владимир Тарабакин, тогда еще капитан, пробыл чуть больше месяца. О трагедии он узнал из выпуска новостей.
«Дома услышали с женой по радио сообщение о взрыве на Чернобыльской АЭС. Я еще удивился: неужели такое может быть? – рассказывает наш собеседник. – Через несколько дней поступила директива генерального штаба, и группу из 4-х человек из нашего управления химических войск округа отправили в Чернобыль для участия в ликвидации последствий аварии. 9 мая мы прилетели в Киев».
Город встретил новосибирцев безлюдными улицами. Уже 10 мая довелось побывать в районе 4-го энергоблока.
«Стена реактора, которая выходит на дорогу, вся осела, торчали куски арматуры и разрушенное оборудование. Несмотря на то, что с момента аварии уже прошло 2 недели, реактор «курился», – рассказывает собеседник VN.RU. – В машине разведки сработал прибор – он показал уровень радиации 400 рентген в час. Если 2 часа находиться при таком, то ты гарантированно не выживешь. Но потом стрелка резко вернулась и встала в пределах просто высокого радиационного фона».
«Страха никакого не было»
В зоне аварии Владимир Тарабакин участвовал в развертывании линии по производству жидкого пластика на основе поливинилхлорида – ПВХ. Авторазливочные станции АРС-14 поливали им землю вокруг АЭС. Также довелось участвовать в подготовке барды (суспензия светло-коричневого цвета), которая при высыхании образовывала плёнку.
«На ж/д станцию Вильча – это км в 40-45 от Чернобыля – прибывали цистерны с бардой, – рассказывает Владимир Тарабакин. – Выделенный в мое распоряжение батальон химзащиты из Волгоградской области подготавливал и снаряжал ею вертолеты МИ-26, это самые большие в мире вертолеты, и они распыляли барду над кровлей реакторного отделения и над промзоной АЭС. Барда схватывалась и образовывала пленку, препятствующую пылеобразованию».
Фотографий тех дней у Владимира не сохранилось. «За все время, что я там был, я ни разу не сфотографировался, – вспоминает наш собеседник. – Тогда не было мобильных фотоаппаратов, а обычные мы не брали, так как поначалу был режим секретности. Да и времени особенно не было».
Страха тоже никакого не было, рассказывает Владимир Тарабакин, хотя позднее выяснилось, что и малые дозы радиации тоже негативно влияют на здоровье.
«Излучение там, где мы постоянно находились и отдыхали, было 5-20 миллирентген в час, что превышало допустимый уровень в 250 – 1000 раз. Это был постоянный антураж вокруг нас, но мы на него не обращали внимания и в целом неплохо себя чувствовали. Правда, к концу второй-третьей недели голос у нас стал металлическим. В гортани как будто встала металлическая трубка. Это так проявляет себя воздействие радиактивной пыли», – рассказывает Владимир Тарабакин.
Во время своей командировки в Чернобыль он получил дозу облучения 19 рентген. Максимально допустимой в первые месяцы после аварии для ликвидаторов считалась доза 25 рентген. Потом человек должен был покинуть зону радиоактивного заражения, т.е. 30-километровую зону.
Дома Владимира ждали жена и двое детей.
«Я и не знала, куда у меня муж уехал. Он позвонил мне со службы и сказал: «Собери мне тревожный чемодан», – вспоминает жена Наталья. – Потом уже мне позвонили по военной связи и сообщили «Соединяем с Чернобылем». Тогда все стало ясно».
«Люди побросали все и уехали»
Когда Владимир Тарабакин прибыл в Чернобыль, эвакуация там уже закончилась. Всех людей из зоны бедствия вывезли. «Я видел только одну бабушку – в какой-то деревне она спряталась, но милиция ее вычислила и вывезла.
Пожилые люди не хотели уезжать с привычного места. Считали, что уже незачем,– вспоминает наш собеседник.
Пожилые люди не хотели уезжать с привычного места. Считали, что уже незачем,– вспоминает наш собеседник.
Поля вдоль дорог стояли заброшенные. По улицам в поисках пищи бродили домашние животные.
«Люди все побросали и уехали. Во дворе общежития, где мы жили, бродил хряк бездомный, огромный, я таких никогда не видел, – рассказывает собеседник. – Весил он, наверное, килограмм 200. Еще было много в Чернобыле собак и кошек. Ночью возвращаешься на машине, и из темноты на тебя глаза горят в свете фар. Кошки искали себе еду».
Вид опустевших улиц наводил тоску даже на военных, которым не желательно быть особенно эмоциональными.
«Мы понимали, что трагедия коснулась очень многих людей. Особенно поразила Припять. Чудесный по советским меркам городишко – бассейны, детские площадки. И все брошено – людей нет,– вспоминает Владимир Тарабакин.
Не менее гнетущее впечатление осталось и от так называемого желтого леса. В лесном массивчике между АЭС и Припятью на фоне яркой зелени отчетливо выделялась желтая полоса метров 50 шириной. Туда произошел мощный радиоактивный выброс, и он придушил буйство природы.
Сибиряки внесли свой вклад в борьбу за безопасное будущее: угроза распространения радиактивной пыли была сведена к минимуму. За участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС в составе управления химических войск ставки Юго-Западного направления Владимира Тарабакина наградили орденом «Красной звезды».
