Спектакль в пустоту не провалился

 Два вечера в ДКЖ собирался полный зал зрителей, чтобы посмотреть спектакль по мотивам романа одного из самых известных писателей постмодерна Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота». Действительно непонятно, почему московские журналисты, всего месяцем ранее побывавшие на премьере, отнеслись к спектаклю довольно прохладно. По мнению новосибирских любителей театра и творчества Пелевина, работа более чем состоялась.

Больше всего вызывало сомнения, можно ли вообще воплотить на сцене такое довольно сложное, во многом абстрактное произведение, как «ЧП». Оказалось, не просто можно, но и нужно: для неподготовленного читателя роман - размытый, непонятный лабиринт, в котором легко заблудиться. Зато спектакль поразил динамикой, при которой все основные смыслы стали гораздо более отчетливыми: получилась такая философия в картинках, или, вернее сказать, в комиксах.

Почему философия? Проблема самоопределения личности в спектакле решается с привлечением философских теорий, с одной стороны - от Платона до наших дней, а с другой - с Запада до Востока: чего только стоит совершенно невероятный персонаж Просто Мария - русский психбольной, в сознании которого уживается героиня сериала и Арнольд Шварценеггер.

Почему в комиксах? Потому что Петька, Чапаев, Анка и Котовский, которые по очереди излагают эту философию пустоты, остаются все же героями анекдотов, и именно так это и выглядело в подаче московских актеров: залу заскучать не давали.

Оригинально решили проблему с декорациями: над сценой висела огромная кровать, которая поочередно изображала то поезд (мотив пути, дао, очень важный для Пелевина), то ресторан, то качели, символизирующие «раскачивание» смыслов, сознания. Весь спектакль вообще построен на измененных состояниях сознания - отсюда беспамятство Петра Пустоты, шизофреники в дурдоме, пьяный Чапаев с тремя ведрами самогона, Котовский, нюхающий кокаин через дуло нагана. И на фоне всего этого - то ли паутина, то ли решетка, с помощью которой время от времени искажается линейная перспектива: актеры висят на ней вертикально, изображая спящих психбольных. А рессорная коляска Котовского с впряженными в нее рысаками превратилась в инвалидную коляску из больницы.

Еще один безусловный плюс сценического воплощения текста Пелевина - возможность включить в игру зрителей, ведь именно проблемы сознания человека конца тысячелетия - главная тема романа. Постановщики спектакля не преминули этим воспользоваться: выход Чапаева состоялся из зала, а в конце он спустился в зал как в УРАЛ - Условную Реку Абсолютной Любви.