Столетие тому назад детей-преступников, судя по книгам А.С. Макаренко и материалам, разысканным сибирским историком В.С. Познанским, за решеткой не держали. Этого делать не позволяло тогдашнее законодательство. А голодных бездомных сирот революция и гражданская война породили во множестве. Юные бандиты резвились ночами и днями на дорогах, вокзалах, в набегах на чужие огороды и квартиры.
Антон Семенович сердится
В своих трудах Макаренко вспоминает, как чекисты поручили ему группу «объектов воспитания». Из шести прибывших в колонию разбойников четверым было по 18 лет. Двое других налетчиков были младше. Через неделю одного из воспитанников арестовали за ночное убийство с целью ограбления. И это не единичный пример.
«Жизнь наша сделалась печальной и жуткой, ― вспоминал педагог. – На большой дороге из Харькова каждый вечер кричали: Рятуйте! (Спасите!)»
Ограбленные селяне приходили в администрацию колонии и трагическими голосами просили содействия в возврате имущества. Колония все больше стала напоминать воровской притон, куда воспитанники после криминальных приключений возвращались отоспаться и пожрать. Колонисты издевались над воспитателями, грубили, в столовой кидались тарелками, демонстративно поигрывали финками, нагло осведомляясь у педагогов, какое имущество у них имеется. Наконец, Макаренко сорвался, вышел из равновесия.
Шок – это по-нашему!
Педагога возмутил и вывел из себя наглый ответ колониста Задорова на предложение нарубить дров для кухни. Антон Семенович трижды ударил негодяя по лицу, и это подействовало удивительным образом. Задоров почему-то не вступил в драку. Повезло педагогу! Немного позже Макаренко поправил мордобоем и свои отношения с учеником Осадчим. Шок от увиденного, от того, что воспитатель распускает руки, подействовал на юных бездельников благоприятным образом. Вторая сигнальная система (вербальная) у преступников, как правило, заблокирована, и слова до их мозга не доходят. Зато у них в порядке первая сигнальная система (тактильная), и путем чувствительных ударов и зуботычин смысл высказанных требований все-таки достигает их мозга.
В колонии, позднее названной именем Дзержинского, дрова стали заготовлять исправно, дворовые дорожки ― чистить регулярно, контакт между администрацией и воспитанниками наладился. Хотя и после «мастер-класса рукопашного боя» педагог отнимал у учеников огнестрельное оружие, возвращал хозяевам украденное имущество, выгонял из-под колонистской крыши законченных негодяев. Однако метод шокового воздействия на подопечных продолжал использовать. Одна только история с неисправимым вором Карабановым чего стоила. Вооружив пистолетом, Макаренко отправил его получать деньги в городе. От такого двойного доверия (пистолет и деньги) у вора «крыша поехала» — на пользу макаренковской педагогике.
Шоковое воздействие испытали колонисты и от того, что педагог пытался покончить жизнь самоубийством после известия о грабежах, которыми занимался их товарищ Приходько. Постепенно колонисты превратились из воров и ночных разбойников в токарей и револьверщиков, которые не с револьверами в карманах по ночам промышляли, а изготавливали на станках дефицитную продукцию.
В Сибири они родились бандитами
Куда сложнее обстояли дела в Сибири, где также хватало несовершеннолетних преступников. Макаренковские методы широко шагали по стране, Горький печатал труды знаменитого педагога огромными тиражами. Но в сибирской глубинке чиновники разных ведомств лишь разводили руками, ибо кадров, практикующих «педагогический бокс», не было. Отважного и боевого учителя сибирская педагогика из своих рядов не выделила.
В конце 1934 года в Новосибирск доставили под конвоем восемнадцать юных преступников. Это событие не было обычным, поскольку в сопроводительных документах города Камень-на-Оби значилось, что двенадцать этапируемых ― неисправимые рецидивисты, а шестеро ― просто особо опасные злодеи. Подобные характеристики применялись для взрослых уголовников, а здесь прибыли малолетние.
Мотивы скандального этапа подчеркивались результатами тупиковой ситуации. Несмотря на предпринятые воспитателями усилия, каменские колонисты сколотили шайку, ее разгромили местные милиционеры. «Дети неисправимы, и оставлять их здесь невозможно, как социально вредных, терроризирующих население», ― сообщалось в сопроводительном документе.
Западно-Сибирский краевой прокурор распорядился провести врачебное освидетельствование присланной группы, а от каменских властей потребовал подробных объяснений. Медики констатировали, что прибывшие здоровы, однако многие имеют гематомы на разных частях тела. Двоим не менее 18 лет. Этих двоих отделили от общей партии, возбудили в отношении них уголовные дела и передали в следственные органы. Но вот остальных шестнадцать лишать свободы никто не имел права!
Партийное слово сильнее закона
На прокурорский запрос в ответном письме председатель и секретарь Каменского райисполкома Бычков и Корнилов постарались объяснить свои действия так:
«Из отправленных рецидивистов имеют выше 16-летнего возраста 2 человека, а остальные 14 человек по 16 [лет] и ниже. Из 16-ти отправленных пятеро разложили Каменскую труддеткоммуну. Все отправленные не по одному разу были в детдомах, но жить там совершенно не желают. В колхоз и на производство направлялись 9 человек, где жить также не хотели. В течение лета, разбившись на 2 шайки, подростки жили в притонах и систематически крали у колхозников с возов хлеб, тулупы, деньги и т.д. Органы милиции бороться с ними были не в силах, так как нарсуд их судить отказывался из-за несовершеннолетия, а Каменский изолятор держать их у себя отказывался по той же причине и из-за отсутствия решения суда. Все отправленные были в милиции почти ежедневно, где им внушали разными способами правила жизни, но приходилось их вновь выпускать».
Похоже, детей мало били? Или просто били, без сопутствующего шокового воздействия на сознание воспитуемых?
Так бы и терпели колхозники имущественные убытки от краж, а бездомные похитители ― побои в милиции. Но… случилось событие.
В постскриптуме Бычков и Корнилов поясняли, что проездом в городе был секретарь крайкома партии Сергеев, который по поступившим жалобам от населения предложил уполномоченному райкомитета внутренних дел немедленно изжить воровство. «Ввиду того, что органы милиции, нарсуд и районо бороться с ними оказались бессильны, райисполком совместно с управлением раймилиции вынуждены были их отправить. После отправки кражи резко сократились».
На эту сентенцию прокурор промолчал. Не стал спорить с указанием партийного руководства, слова которого оказались сильнее надзора за соблюдением законов.
Малолетних воров выслали во взрослые тюрьмы, откуда, надо полагать, 13-16-летние мальчишки вышли не токарями и фрезеровщиками, а закоренелыми уголовниками.
