Попрошайки
|
| Фото Аркадия УВАРОВА |
- Друг, оставь покурить... А в ответ - тишина. Он вчера не вернулся из боя.
Это у Высоцкого. В войну, в окопе, где все пополам: и табачок, и последняя горсть патронов... Потому что через мгновение ни то, ни другое уже может не понадобиться ни тебе, ни другу.
- Сигарету не дашь?
Я только что вышел из магазина и срывал обертку с пачки сигарет. Оглянулся. Пожелавший угоститься вовсе не походил на перенесшего глубочайшее потрясение бойца, вышедшего из-под обстрела. Он не походил на влюбленного, расстроенного ссорой с возлюбленной, которому вдохнуть табачного дыма и умереть. Он не походил на вконец измученного вынужденным бездельем работягу, у которого на пачку «Примы» не нашлось трех рублей. И я ему не годился в друзья - уж больно он молод. Паренек, лет восемнадцати, весьма ухоженный, прикинутый джинсовым комбинезоном, равнодушно принял протянутую сигарету как должное и без «спасибо» пошагал дальше.
Сигарета, конечно, мелочь. И «спасибо» его мне, как зайцу рога. И не в Польше мы, где, как давненько рассказывал один знакомый, он наблюдал сценку: идут два полицейских, один у другого попросил сигарету, напарник дал, взявший тут же отдал за сигарету деньги. Мы не в Польше, у нас это запросто. И можно было бы не придавать значения сущей безделице, если бы не повтор: было уже точно такое. И не закурить ему хотелось. Открой я пачку с дешевенькой «Примой», прикинутый на нее и не позарился бы. Его в чужих руках блеск привлек и возможность хоть сигарету на халяву срубить. Тем более, пачка-то вот она, полнехонька. Кто ж откажет. Да пусть там хоть сотня мудрецов утверждает, что табачное попрошайничество - наихудшее проявление нищенства. Прикинутые мудрецов не жалуют и книги их не читают.
А вот еще один случай. Стою как-то у прилавка, выбираю товар к празднику, а товару много на полках, блестит овальными стеклянными боками, радует глаз многоцветьем жидкостей и радугой этикеток.
- Возьмите, пожалуйста, четушку...
Мне четушка в тот раз не нужна была, не водку выбирал. И не продавщица посоветовала, а мужчина, лет тридцати, стоявший рядом. Да и не совет, как дошло постепенно до меня, это был, а просьба. Ко мне обращенная, не к продавщице. Продавщица-то и так при товаре, а рядом больше никого.
- С чего это вдруг? - спрашиваю, едва справившись с массой возможных мотивов необычной просьбы: бывает же - плохо человеку «после вчерашнего», колотит его, помрет еще, не приняв соточку.
А он, эдакий бодрячок посткомсомольского вида, хорошо стриженный, в дорогой сорочке с короткими рукавами, в отглаженных брючках и нестоптанной обуви (по офисам подобных сейчас масса сидит), без тени смущения отвечает:
- А у меня денег нет.
Куда ж против такой логики попрешь. Но четушка - не сигарета, да и он мне - не племянник, однако ничего более едкого от неожиданности в тот раз у меня в словарном запасе не нашлось:
- И у меня нет.
На том и разошлись.
Побирушки
Не будем ворошить далекую историю, вспоминая юродивого с украденной у него копеечкой, скажем только, что нищенство на Руси - занятие перманентное и где-то уважаемое. Нищих особливо в купеческих домах привечали и даже использовали в качестве средств массовой информации: придет такой издалека, расскажет, что видел, что слышал. Но и в стародавние времена знали, что нищие - это особая популяция, со своей иерархией и жестокими законами. Попробуй кто-то на новенького займи доходное место на паперти «за так», коллеги руку протянутую оторвут, если не голову.
В социалистические годы, особенно после войны, нищих тоже немало было. Сидели только не на паперти, а возле базаров, ходили по вагонам пригородных поездов и трамваев, распевая жалостливые песни под трофейный аккордеон, представлялись погорельцами. Открываешь дверь на стук, а на пороге дама в плаще на голое тело: погорельцы, мол, мы, голодаем, холодаем, поможите, чем можете. Но уже тогда подающие начинали обижаться: «Я ей хлеба вынесла, а она не берет - деньги давай».
Нынешнее нищенство, порожденное переходным периодом от социализма к капитализму, о куске хлеба в холщевой торбе и не знает. Трудится по формуле: «Я сам - товар, ты мне - деньги». Посмотрел на меня - плати. На Красном проспекте за просмотр должно было платить калеке в камуфляже, сновавшему между останавливающимися у светофора автомобилями. На Заельцовской свои культи демонстрировал еще один. Но излюбленный подиум, конечно же, метро. Экспонаты подземной галереи снуют по вагонам, выставляются на станциях и в переходах. Одни тихонько, другие основательно, третьи с шумом. Но все с праведным укором.
Бежит по вагону мужичонка, истово, но безобразно невыразительно крестится. Другой, с табличкой на шее, проходит между пассажирами, мрачно заглядывая в глаза. Чередой проходят дамы, толкая перед собой малолетних детей, иногда самостоятельно дети - стайкой. Спешат получить свое, чтобы поспеть собрать дань в следующем вагоне. И укоряют, укоряют...
За что укоряют меня все эти люди? Я их не знаю, зла им не творил и не желал. Я им ничего не должен. Но укоряют. На посту у выхода со станции имени автора «Капитала» дежурит бабулька-божий одуванчик. При взгляде на нее непременно посетят мысли о бренности жизни. Это накануне-то рабочего дня. На втором посту, у выхода на площади имени бывшего всероссийского старосты, с достоинством Маргариты, принимающей гостей, восседает в инвалидном кресле дама выразительной наружности. Встречи не избежать. Однажды попытался миновать бабульку, сунулся через второй выход, а там другая - посередине лестницы в позе каменной бабы.
Это не я сказал: «Однако нищих следовало бы уничтожить! Поистине, досадно давать им и досадно не давать». Это Фридрих Ницше.
Я вовсе не склонен преувеличивать доходы побирушек, но это не я сказал: с миру по нитке - голому рубаха. Это - народная мудрость.
Народ-то мудр. Недаром в последнее время на смену убогим на побирушечьи посты подтягиваются молодые, хорошо одетые кадры. Под зад они подстилают не картонку, а портфелишко. И методы у них пострашнее - рядом ребенок (вполне ухоженный), которому требуется лечение за границей, а на это, как известно, требуются деньги.
Требуются Принцы-нищие
Разумеется, нищие водятся не только в России. Но так вот, напоказ, страждут только у нас. Потому как - система, пронизывающая все общество снизу доверху. Или наоборот. Скорее, наоборот, потому как низы всегда следуют за вождями. А вожди у нас не чураются той же народной мудрости-алгоритма: с миру по нитке - голому рубаха. И все, что к ней полагается.
Помните, с каким ажиотажем проходила приватизация-акционирование крупнейших и не очень крупных государственных предприятий. Тогда нищие из своей среды выбрали самых достойных стать не королями, но принцами, принцам по традиции отрезали кусок пожирнее: им головы ломать, как сделать жизнь новоявленных собственников краше и сытнее. И благо если принцем выкликнули такого оборотистого человека, как Святослав Федоров, недавно почивший. Подавляющее же большинство принцев быстренько расфуговало доставшееся на халяву необъятное народное добро, а умывшимся новоявленным собственникам осталось довольствоваться другой чисто русской мудростью: как пришло, так и ушло. Хорошо хоть на рубахи предводителям нищих по нитке собрали. Те сейчас в рубахах щеголяют и коллег по нищенскому бизнесу в упор не видят. Потому что они - элита. Одна из составляющих, по определению того же Святослава Федорова, нашего нынешнего общества: «Элита-охрана-рабы».
От сумы да от тюрьмы...
От сумы да от тюрьмы не зарекайся. Это еще одна народная чисто русская мудрость. Обычно она употребляется в ином значении, но почему бы и не в таком: нищенская возможность срубить на халяву - выпросить, выклянчить - у нищих, стесняющихся ожидать с протянутой рукой подаяния, может вызвать желание просто взять. Без просьбы. Если просящему так и так воздается, зачем же ждать милости. В крайнем случае вместо страдальческого выражения на лице можно продать вид на крутой кулак. Пришел к тому, у кого что-то еще завалялось, показал кулак: купи, мол.
Приходилось встречать и таких. Трое нищих малолеток, килограммов по семьдесят живого веса каждый, затоптали как-то не знакомого им мужичка. Тот вышел из гостей, присел на скамейку отдохнуть, а тут - нищие. «Дай, мужик, закурить». Мужик от широты душевной протянул им пачку «Беломора». И тут нищие, побирушки, давай мужика валять. Уронили под скамейку и с нее стали прыгать мужику на грудь. Прыгали до тех пор, пока мужик ноги не протянул. Позже выяснилось, что у нищих сигареты и свои были, но им хотелось каких-то особенных. Хороших, как сказали они. Чтобы пачка блестела. Но по малолетству ошиблись адресом, нарвались на нищету, за что и поплатились десятью годами свободы. Впредь наука: гляди в оба, жди, когда кто-нибудь на твоих глазах распечатает блестящую пачку. Тогда смело: закурить дай.
А недавно всей стране поведали историю о том, как один бывший нищий красноярский боксер, продавший своим соплеменникам вид на кулак за громадный заводище, парится сейчас на нарах. Тоже, однако, переборщил, да молодой же тоже, стеснительный. И вот, пожалуйста - из принца да назад, в нищие. Может, не поделился.
А кто виноват? Да, наверное, извечное наше русское патологическое сострадание - отдам последнюю рубаху. И часто не ближнему своему, а так, заезжему молодцу. Ближний перебьется, постарается понять нас. Только оценит ли неближний халяву-милостыню?
«Поистине, так или иначе помогал я страждущим, но всегда казалось мне, что лучше бы делал я, если бы учился больше радоваться».
Ну да, опять Ницше с его чуждой нам, русским, немецкой антигуманной философией. А не хотите немца в учителя, вот вам поучение из одного православного источника: «Прежде чем подать милостыню, подожди, может быть, ладонь, в которой ты ее зажал, вспотеет». За точность воспроизведения не ручаюсь, но сочетание слов понять смысл не помешает.
